Знатный тунгусский промысловик Агриппин Култыгир с утра выпил чаю, надел
свою теплую меховую парку, взял ружье,
встал на лыжи и почесал в тайгу.
Еще с лета он заприметил
баскую берложину под раскидистой
лиственницей у говорливого ручья Суриннакан. Здесь жил одинокий старый медведь
Амикан-батюшка. Раньше он шарашился себе по тайге, промышляя крупной сохатой и
мелкой рогатой дичью.
зубы.
И с тех пор стал озоровать. То лабаз у кого разлабазит, то подкараулит бабу какую под кустом и того…
ягоды иль грибы отнимет. Кушать-то хоца! А однажды Амикан обидел и самого
Агриппина Култыгира. Тот шел вечерком
после получки из леспромхозовской лавки, нес домой жене бисер для вышивания,
внучатам пряников, себе минеральной воды и так кое-что из макарон.
Эта старая сволочь Амикан вышел из-за угла, громко
сказал Агриппину в ухо: «У-у-х!», чем
очень удивил, забрал из его ослабших рук
пакеты с покупками, да и был таков.
«Ну, Амикан-батюшка, погоди – зима придет, я тебя тоже удивлю, однако!» -
поклялся себе тогда Агриппин Култыгир, пересчитал остатки получки и снова пошел
в магазин, на этот раз за водкой. Потому как имел право.
И вот он, громко шурша лыжами и стуча прикладом ружья о
закоптелый чайник, размашисто и уверенно скользил по снежному покрову к
запримеченной еще с лета берлоге,
злорадно мечтая, как он снимет шкуру с этого старого разбойника.
А снега навалило
нонче – страсть! Обе лайки Агриппина
устали карабкаться за ним по сугробам,
плюнули да ушли домой. Остался наш промысловик один, закружал, заплутал да и
вдруг резко куда-то провалился.
Очнулся Култыгир от того, что кто-то, радостно сопя,
разделывает его. Волосы дыбом встали у промысловика: все, думает, кирдык ему
пришел. А это Амикан, который и так плохо спал из-за холода в своей худой,
давно не ремонтированной берлоге,
проснулся, когда заплутавший охотник свалился ему на голову.
Пощупал удивленный косолапый тепло одетого, но слегка
подмоченного промысловика, довольно
заурчал и тут же приступил к делу.
Содрал с незваного гостя парку, стащил с него шапку да бокари. Ободрал, короче, как липку, поставил на порог берлоги да как даст ему пенделя!
Оставшийся в одних теплых подштанниках китайской системы
«Дружба» и самовязаных носках, промысловик Култыгир и опомниться не успел, как,
прочертив в воздухе большую дугу, приземлился далеко от берлоги и задал такого
стрекача, что уже через пять минут сидел у себя в чуме, пил чай и вдохновенно
травил чумочадцам очередную охотничью байку.
А Амикан-батюшка… А что Амикан-батюшка? Он нацепил бокари на
задние лапы (передние, как вы знаете, нужны ему для сосания), завернулся в
парку, натянул себе на лысеющую бошку
шапку-ушанку, согрелся, и снова
захрапел. И снилось Амикану, что у него
заново отросли зубы и на него
заинтересованно поглядывает моложавая и недавно овдовевшая медведица Сынгоик из соседней берлоги, на
той стороне говорливого ручья Суриннакан.
«Посватаюсь по весне, однако!» - счастливо думал Амикан.
«Нет, больше я на охоту не пойду, ну ее! – ворочался без сна
у себя в чуме на старой оленьей шкуре некогда знатный, но теперь обмишулившийся промысловик Агриппин Култыгир.
– А пойду-ка я лучше на пенсию. Вот,
однако!»
На том оба и порешили…
